Нора Робертс - Ясновидящая [Луна над Каролиной]
Она провела рукой по его волосам с выгоревшими золотистыми прядями.
– Как ты думаешь, мы сошлись бы, если бы Хоуп была жива? Если бы ничего не случилось и мы выросли в нормальной обстановке?
– Да.
– Твоя убежденность меня утешает.
Тори подошла к ступенькам и стала смотреть на деревья, окаймляющие болото.
– Со времени моего приезда погибает уже второй человек. Я думала, что наступил мой черед. Но он еще придет за мной.
– Ему и подойти к тебе не удастся.
– Но он должен прийти. Он должен попытаться. Ты можешь дать мне оружие?
– Тори…
– Не говори, что сумеешь меня защитить, что его схватит, остановит полиция. Он явится за мной, Кейд. Я знаю это так же точно, как то, что сейчас разговариваю с тобой. И я хочу быть способной себя защитить сама. Я не колеблясь убью его, чтобы спасти свою жизнь. Раньше я могла бы колебаться, но сейчас слишком многое поставлено на карту. Теперь у меня есть ты.
Кейд не стал спорить. Он молча подошел к своей машине, открыл отделение для перчаток. После убийства Шерри Беллоуз он всюду ездил вооруженным.
– Оружие моего отца. – Кейд повертел в руках старый «смит-и-вессон». – Ты знаешь, как стрелять?
Тори сжала губы. Револьвер в руке Кейда выглядел зловещим и внушительным.
– Нажать на курок?
– Ну, тут умения требуется немного больше. Ты уверена, что он тебе нужен, Тори?
– Да, – и она вздохнула. – Да, я уверена.
– Ну, тогда идем во двор. Дам тебе урок стрельбы.
Фэйф напевала песенку, поднимаясь в квартиру Уэйда с покупками. Королевка карабкалась за ней, вдыхая воздух, хранящий воспоминания о бесчисленном множестве собак, кошек и прочих домашних питомцев. Фэйф перехватила обе сумки одной рукой, нажала на ручку двери и наддала дверь бедром. На истертой подстилке в гостиной лежал Монго. Он поднял голову и приветственно застучал хвостом при виде Фэйф.
– Эй, привет. Ты выглядишь намного лучше, старина. Королевка, Монго выздоравливает. Не вздумай жевать его уши. Он тебя проглотит живьем. – Но Королевка уже обнюхивала Монго и теребила его. – Ну, ладно, познакомьтесь. А где доктор?
Уэйд сидел в кухне, уставившись взглядом в чашку с кофе.
– А вот и он!
Она опустила сумки на пол, подошла к нему сзади и поцеловала в макушку.
– А у меня для вас, док Уэйд, есть сюрприз. Сегодня вас ждет домашний ужин. И если вы будете хорошо вести себя, то за десертом последует романтическая интерлюдия.
Из гостиной раздался оглушительный собачий лай, и Фэйф поспешила туда.
– Ну разве это не прелесть? Уэйд, иди сюда. Посмотри, они играют.
Все еще смеясь, она опять вошла в кухню, и смех оборвался, когда она увидела лицо Уэйда.
– Милый, в чем дело? Той лошади, что ты лечил, стало хуже?
– Нет, с кобылой дело обстоит прекрасно. Но моя тетя – сестра отца – умерла. Сегодня рано утром ее убили.
– Какой ужас! Что же происходит вокруг? – Фэйф села напротив, не зная, что сказать.
– Ты говоришь, сестра отца? Мать Тори?
– Да. И не припомню, когда видел ее в последний раз. Даже лица ее себе не представляю.
– Ну, значит, не о чем особенно расстраиваться.
– Да нет, расстраиваться есть о чем. Господи, Фэйф, ее убил мой дядя, ее муж.
– Он плохой человек, Уэйд. Плохой и опасный человек. Мне жаль Тори. Честное слово. И твою тетю жалею, и всю вашу семью. Но… я скажу, даже если ты рассердишься на меня. Ведь она сама его выбрала. И она всю жизнь прожила с ним. Может быть, это такой вид любви.
– Мы не знаем, что происходит в жизни других людей.
– Черта с два! – горячо возразила Фэйф. – Мы всегда так говорим, но мы знаем. Я знала, что происходит между моими родителями. Я уверена, что, если бы у них было побольше силы воли, они смогли бы сохранить свой брак или же покончить с ним. А вместо этого мать несла бремя имени Лэвеллов, словно это награда, а папа вступил в связь с другой женщиной. И чья это была вина? Долгое время я уверяла себя, что виновата та, другая женщина. Но это было не так. Виноват был папа: он нарушил брачные обеты. И мама была виновата, потому что терпела такое положение. Может быть, легче считать, что во всем виноват Ханнибал Боден. Но это не так. И, разумеется, ты нисколько не виноват в том, что случилось, и Тори, и твой отец тоже… Мне хотелось бы сказать тебе что-нибудь приятное, ласковое, но я в этом не очень сильна. Догадываюсь, что ты хочешь сейчас пойти к отцу.
– Нет, – сказал Уэйд, пристально глядя на Фэйф, – ему сейчас лучше с моей матерью. Она знает, что надо сделать для него. Но кто бы мог подумать, что тебе известно, как меня утешить. – И он протянул к ней руки. – Останься… Ты останешься? – И Уэйд уткнулся лицом в ее живот.
– Конечно, останусь.
И она погладила его по голове. «Странное ощущение, – подумала Фэйф, – почему это у нее сердце вдруг дрогнуло?»
– Я здесь сижу с тех самых пор, как позвонил отец. Не знаю, как долго, полчаса, час… Не знаю, как помочь своей семье.
– Когда время придет, ты узнаешь. Хочешь, я сварю кофе?
– Нет. Спасибо. Нет. Мне надо позвонить бабушке. И Тори.
Все в том же положении, закрыв глаза и прижимаясь к Фэйф лицом, слушая собачий лай, он сказал:
– Я собираюсь оставить Монго у себя.
– Я знаю, дорогой.
– Лапа у него хорошо заживает. Может быть, это неожиданное решение. Я собирался найти ему хорошее пристанище. – Он вдруг удивился. – Как это ты знала? Я никогда не держал собак.
– Просто тебе до сих пор не попадалась своя, настоящая. Вот и все.
– Что это ты так поумнела? Мне даже стало не по себе.
– Да, это что-то новое во мне, – согласилась Фэйф. – И мне даже нравится.
– Ты умеешь готовить?
– Мне редко доводится это делать. Я принесла пару бифштексов и еще кое-что вкусненькое.
Она взяла сумку и вынула две белых свечи.
– Люси с рынка спросила, что же это будет за ужин со свечами.
Уэйд улыбнулся и тоже встал.
– И что же ты ответила Люси с рынка?
– Я ответила, что собираюсь устроить романтический ужин на две персоны, для себя и доктора Уэйда. Ну, конечно, любопытные навострили уши при такой информации. Надеюсь, ты ничего не имеешь против моей нескромности и того, что мы станем объектом слухов, сплетен и разных умозаключений?
– Нет.
Он обнял Фэйф и коснулся щекой ее волос.
– Нисколько не возражаю.
– Лисси, милая, мне кажется, это не очень удобно.
– Нет, Дуайт, надо всегда наносить визиты соболезнования друзьям и соседям. – Стараясь найти удобное положение, Лисси ерзала на сиденье, придерживая рукой живот. – Тори только что потеряла мать, и она оценит мое сочувствие.
– Но, может быть, лучше отложить до завтра? – нерешительно предложил Дуайт.
– Но Тори сейчас не в состоянии приготовить себе поесть, поэтому я захватила фрикасе из цыплят. Ей надо поддержать свои силы. Господи боже, какое, наверное, для нее испытание.
Несмотря на заботливый тон, в глазах Лисси светилось искреннее любопытство. Подумать только, отец Тори застрелил ее мать. Прямо сенсационная газетная новость или кадр из голливудского фильма. Она вытащила Дуайта из банка, и часа не прошло, как до нее дошла эта новость, и они, конечно, первыми увидят, как все это переживает Тори.
– Но она может и не захотеть сейчас видеть посторонних, – упорствовал Дуайт.
– Мы не посторонние. Я училась вместе с Тори в школе, и мы с тобой знаем ее с самого детства. Нет, мне просто невыносимо думать, что в такие минуты она одна. А кроме того, Дуайт Фрэзир, ты мэр. И это твой долг посещать пострадавших. Господи, какие ухабы. Внимательнее, дорогой. И я опять хочу попикать.
– А я хочу, чтобы ты не волновалась и не расстраивалась, – и он погладил ее по руке. – А то, чего доброго, родишь на дороге.
– Не беспокойся, – но Лисси очень нравилось его беспокойство. – Еще три недели до родов. Как я выгляжу? – И она вытащила из сумки зеркальце. – Наверно, страхолюдина. Большая, толстая корова.
– По-прежнему ты самая хорошенькая девушка Прогресса. И вся моя.
– Ой, Дуайт! – Она порозовела от радости и взбила прическу. – Ты такой милый. А я все эти дни чувствую себя такой безобразной. И необъятной. А Тори такая стройная и худенькая.
– Кожа и кости. Нет, у моей женщины должны быть формы.
Он дотронулся до ее груди, и Лисси взвизгнула.
– Прекрати. Стыдись. Мы, можно сказать, уже приехали, а ты меня возбудил.
Она сунула руку между его ног.
– И сам тоже хорош. А помнишь, как мы ездили сюда, когда были молоды и глупы?
– И я однажды уговорил тебя испробовать заднее сиденье в машине моего отца.